В кабинет замглавы по вопросам общественной безопасности администрации Кумторкалинского района Марата Джанбалов входит женщина. Обветренное лицо, рабочие руки…Таких женщин в Дагестане можно встретить часто, особенно на селе.
— Эта наша жительница, Дина, ее все знают, она занимается торговлей на рынке, — говорит Джанбалов. Ловлю себя на мысли, что невыносимо сложно начать разговор. О чем спросить, когда перед тобой красноречивее всего говорит беспомощный взгляд заплаканных глаз матери…
Мы понимаем, что Вам тяжело все это вспоминать и говорить, но возможно то, что Вы расскажите, поможет в дальнейшем многим нашим землякам уберечься от трагедии и горя. Расскажите, пожалуйста, о сыне, каким он был?
— Он был старший в семье, — говорит Дина, поправляя черный платок на плече – Муж рано ушел из жизни, а у меня трое детей, еще мальчик и девочка. Средний сын общительный, немного хулиганистый был в школе, задира. У него много друзей. А старший нет. Старший всегда был очень серьезным мальчиком, с отличием окончил школу, не пил, не курил. Долгое время занимался спортом. Лет 5 назад женился, правда, не сложилось – развелся. Недавно еще у него были планы построить дом, он однажды подошел ко мне с просьбой помочь в строительстве… У нас есть небольшой участок. Он всегда помогал мне по дому по хозяйству, был очень ответственным и правильным во всех отношениях.
А где работал Ваш сын, чем занимался?
— Он работал в Махачкале, в салоне сотовой связи. Только на работу ходил, больше никуда. С женой не сложилось, но он ходил к дочке, моей внучке каждые выходные. Он дружил с шурином (брат жены). Его тоже интересовали религиозные темы…
Как и когда Вы заметили, что сын стал вести себя по-другому?
— Вы знаете, в основном он отдалился от всех друзей и семьи, когда стал изучать эту религию. Все его время занимали телефонные переговоры или соц.сети. Иногда я подходила к его комнате и слышала, как он с кем-то спорит, доказывает. Но вскоре сын умолкал и долго слушал, что ему говорят на том конце провода. В последнее время он общался с каким-то Маликом, который живет в Египте. А я даже не знаю, как пользоваться этим, — показывает на планшетный телефон – у меня только простой телефон.
А они общались на русском языке…
— Да, он тоже, кажется из Дагестана.
Он интересовался политикой республики, может его что-то не устраивало. Он говорил на эти темы дома с Вами?
— Особенно политической темой не интересовался, возмущался только ситуацией в Бирме, где были преследования мусульман. Иногда говорил о справедливости в обществе. Часто говорил о правоохранительных органах. Он говорил, что полиция преследует его и не дает жить.
А почему он так считал?
— Я думаю, что полиция его много раз провоцировала. Однажды он ночью приехал в дом жены, так как там проходили обыски. Якобы нашли оружие и еще что-то. Сын поинтересовался, на каком основании идут обыски, но его оскорбили, задели мать и в итоге его забрали в отдел.
А когда это произошло?
— Может полгода назад.
Расскажите, как реагировали на его увлечения и взгляды брат, сестра, родственники? Кто с ним говорил на эти темы?
— Абсолютно все не одобряли это. Брат, который младше его на год даже дрался с ним на этой почве, я ругалась, пыталась его остановить, но это не помогло.
А вы обращались в мечеть, к мулле по этому вопросу?
— Это было бесполезно. Он и слушать бы не стал, когда речь заходила о муфтиях. Хотя я ему говорила, что у нас наши предки, родители, все молились, и никто не запрещал и сейчас не запрещает исполнять долг мусульманина. … Но он посчитал, что там (в Сирии) его обучат истинному исламу…
Сколько времени прошло с момента увлечения сына религией и отъездом в Сирию? Что было дальше?
— Один год и три месяца. Однажды он позвонил мне и сообщил, что он в Турции и едет в Сирию получать настоящие исламские знания. В Турции он был проездом. Больше его я не слышала. Он верил, что в Сирии создано государство, которое живет по канонам Ислама, но которое подвергается нападкам и агрессией. Он решил принять участие в защите этого государства. Сын даже хотел забрать туда дочку и жить там с семьёй… Больше я о нем не слышала, потом мне сообщили, что он погиб. Самое страшное, что я даже не знаю, где могила моего сына.
Как вы считаете, что нужно было сделать, чтобы этого всего не произошло?
— Такими ребятами надо заниматься специалистам. Психологи должны быть, еще кто-то… Я хочу сказать, что во многом полиция спровоцировала его отъезд. Зачем надо было так преследовать его?
А были на это основания, как по-вашему?
— Нет, не было. Он просто интересовался религией.
Спасибо за беседу, и напоследок, что бы Вы сказали тем людям, которые сагитировали вашего сына уехать и встать на этот путь?
— Я врагу не пожелаю то, что пережила я и моя семья, но этим (людям) я желаю пережить тоже самое, что и мы.
Недавно официально заявили, что ИГ (запрещено в РФ) уничтожено и начался процесс зачистки. Но этого не достаточно, ведь понятно, что идеология террора как метастазы распространяются и заражают все новые территории. Более того, американцы решили собрать из недобитых террористов опять оппозиционную армию в Сирии. Но как уже стало ясно, самая серьезная опасность идет от той идеологии, инфицированной террором, которая распространяется через технологию интернета и соц.сети. Именно там идет самая главная борьба неопытного человека с коварным, одержимым дьявольской казуистической логикой боевика… Технологии вербовки в ряды боевиков изучаются и проверяются. Многое удается предотвратить, но пока общество не станет отстаивать по-настоящему высшие ценности добра и справедливости, пока не будут реально работать социальные лифты для молодежи и пока у мы не предложим альтернативную созидательную идею, у представителей инфернального ИГ всегда найдется пара неопровержимых социально-экономических аргументов для убеждения новых жертв встать на путь террора.
Руслан Луговой
Новости по теме