Спецоперация по дереву

Lipa 26.09.2015 в 23:04


Такие шкатулки, трости и курительные трубки делают только здесь. Последние мастера Унцукуля не дают умереть уникальному ремеслу

Автор: В.Севринский

На въезде в селение Унцукуль – полицейский кордон со шлагбаумом. Молодой сотрудник переписывает в клетчатую тетрадку номера паспортов.

– Зачем едете?

– Изучать насечку металлом по дереву.

– Что-что? – удивленный, непонимающий взгляд.

Приходится объяснять: уникальный промысел, которого больше нет не только в Дагестане, но и во всем мире. Даже в самом названии селения чудится перезвон старинных молоточков.

Реакция стража порядка объяснима. В республике Унцукульский район известен скорее не мастерами, а контртеррористическими операциями в неспокойных аулах. Традиции бунтарей, как и традиции ремесленников, уходят в далекое прошлое: здесь родились и революционный комиссар Махач Дахадаев, в честь которого названа столица республики, и даже сам имам Шамиль. Беспокойные аварцы часто поднимались против российского правительства – и в то же время активно торговали с русскими офицерами.

 Еще в 1837 году один из счастливых покупателей писал, что в этом грозном ауле-крепости на горной круче производятся лучшие курительные трубки на всем Кавказе. Со временем их стали украшать причудливыми орнаментами и солярными знаками из крошечных кусочков меди.

Вот только табак в селении купить теперь непросто. А спиртное и вовсе не достать – после того как неизвестные сожгли магазин, торговавший алкоголем.

«У стариков были другие руки»

Фото: Владимир Севриновский

Дмитрий Трунов в книге «Дагестанские умельцы» рассказывает о легендарном «американце» Магомеде Юсупове, прославившем унцукульские изделия на двух континентах. Этот предприимчивый адъютант командира Дагестанского конного полка сначала торговал с русскими в Тифлисе, но этого ему показалось мало. В 1897 году он отправился в Европу и быстро наладил поставки во Францию и Британию. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже артель Юсупова заработала 30000 рублей – по тем временам огромную сумму.

Через четыре года Магомед вместе с помощниками и вовсе отправился в далекую Америку. На выставке в Сент-Луисе за колоритными горцами в папахах и черкесках ходили толпы зевак. Рассказывают, что как-то раз в Вашингтоне один из унцукульцев впервые увидел живого крокодила. От удивления он разинул рот, и расписная трубка упала в бассейн прямо перед хищной пастью. К восхищению случайных зрителей аварец бесстрашно спрыгнул вниз и спас любимую носогрейку. На родину артельщики вернулись лишь через десять лет и еще долго развлекали соседей невероятными историями о дальних странах.

Сколько в этих байках правды, а сколько – буйной кавказской фантазии, мы вряд ли узнаем, зато доподлинно известно, что спустя полвека, в 1958 году, достойные наследники Магомеда Юсупова взяли серебряную медаль Всемирной выставки в Брюсселе. В Москве же с работой унцукульских мастеров легко познакомиться в Историческом музее. Там на столе Ленина стоит подарок дагестанцев вождю революции – чернильница из абрикосового дерева с мельхиоровой насечкой. Видимо, она показалась Ильичу более удобной, чем воспетая Зощенко непроливашка из хлебного мякиша.

 «Мне самому стыдно, когда меня называют мастером. Да, я делаю то же, что и они, но у стариков были другие руки и другой опыт. Это были люди творчества. Чуть что не так, орали на молодых: «Не позорь нас!». Они беспокоились не о работе испорченной, а о своем имени»

– Э, брат, какие мы умельцы! Настоящие мастера все давно ушли. Остались – так, типа меня, – смущенно машет рукой Гусейн Гасанов. Он работает с унцукульской насечкой почти сорок лет. – Куда их только не приглашали! А меня – так, по мелочи: в Турцию, в Оман… 34 дня я у арабов провел, общался с мастерами-рукоприкладниками. Даже больше, чем планировалось. У них деревьев мало, вот они и не понимали, как можно с древесиной такое вытворять…

Настоящий мастер разговаривает с деревом

Фото: Владимир Севриновский

1 / 4

Гудит мотор, сладко пахнет лесная груша. Ароматные опилки охватывают Гусейна, словно снежная буря.

– Что ты нам говоришь? – любовно спрашивает мастер у болванки, зажатой в токарном станке. – Продолжать или хватит?

Детские огромные глаза влажно светятся на темном морщинистом лице, словно солярные знаки на унцукульской вазе. Он склоняет седую, коротко стриженную голову к деревяшке и вдруг кивает, будто она ему и вправду шепотом подсказала правильное решение.

Дерево в Унцукуле используют вкусное, плодовое – груша, абрикос, боярышник, орех… Ветви прочного кизила почти неотличимы от красного дерева, но слишком тонки, так что годятся лишь на трости. К счастью, спрос на них не слабеет с позапрошлого века, только на смену модникам-офицерам пришли мусульмане, по примеру арабов считающие, что солидный человек должен опираться на палку.

– В нашем искусстве трость как хлеб, – говорит Гусейн. – Она всегда нужна.

Когда болванка шепчет мастеру, что она уже готова, он высвобождает ее из тисков и наносит карандашом схему будущего орнамента. Его элементы – «улица», «птичий след», «мышиный хвост» – так же уникальны, как и сам местный промысел.

Процесс насечки выглядит просто. Линии и точки рисунка прочерчиваются штихелем. В надрез аккуратно вставляется кончик мельхиоровой ленты, в наколы помещают куски проволоки. Все они тут же отрезаются кусачками и забиваются особым молотком, рукоять которого тоже испещрена унцукульскими узорами. Отдельно высверливаются отверстия для круглых вставок, они бережно хранятся в пластиковом пузырьке из-под лекарств. Их укрепляют особыми проволочками и клеем. Вот и все. Осталось повторить эту операцию десятки тысяч раз, не забывая порой погружать штихель в воск, – и узор будет готов. Говорят, что качественная роспись одной трости требует 35000 движений. В работе участвует вся семья мастера – и жена, и дети. Готовые изделия шлифуются, покрываются темным лаком и подвешиваются в особой комнате. Парящие в воздухе под странными углами трости, кинжалы и вазы напоминают картины сюрреалистов.

Фото: Владимир Севриновский

Вечные ценности здесь делают целыми наборами, по 15-20 штук. Индивидуально мастерят хиты нашего времени – вазы и всевозможные подарки: для чиновников – с двуглавыми орлами, для имамов – с сурами Корана или 99 именами Аллаха. Один джигит даже заказал унцукульский узор для пистолетной кобуры.

Продолжение следует?

«Когда я был школьником, фабрика была рядом, за окном. Как последний звонок отзвенел, сразу шел туда. Ничего не умел, но было интересно. Директор тогда строгий был, сторонних на работу вообще не брал. Даже корреспондентам снимать запрещал. А сейчас таких, как я, здесь всего двое осталось. Второй еще постарше будет…»

Фабрика в Унцукуле уже несколько лет закрыта. В ее возрождение мало кто верит. Вновь, как и пару веков назад, мастера-одиночки неспокойного района изготавливают на дому сувениры для богачей и офицеров – только не царской армии, а ФСБ. Появится ли новый Магомед Юсупов, который вернет аулу мировую славу?

– Мало у меня учеников, но хоть кто-то есть. Нельзя, чтобы это закончилось на мне… – мальчишеский взгляд Гусейна мгновенно становится серьезным. – Молодежь уезжает в город, но не всем дано бизнесом заниматься. Иной возвращается обратно весь в долгах, деньги просит. Зачем рисковать, когда можно своим ремеслом семью кормить – да так, что люди тебе только спасибо скажут? Пусть приходят, я буду рад и помогу любому. Хочу, чтобы они осознали: главное богатство – то, что ты умеешь. Деньги могут украсть, дом может сгореть, а оно, что бы ни случилось, никуда не денется.

Владимир Севриновский


Рубрики:
Культура

    Новости по теме



    20 Онлайн